Палата Совещаний была так же огромна, как и любой другой тронный зал, у противоположной входу стены на возвышении стоял массивный, богато украшенный орнаментами золотой трон, осененный пурпуровым балдахином; остальное пространство, оставляя незаполненными проход от дверей и обширную площадь посреди зала, занимали возвышающиеся ярусами скамьи с высокими резными спинками. Первые четыре яруса, предназначенные для патриархов, были задрапированы малиновыми тканями. Над ними, отделенные от нижних толстыми пурпурными бархатными шнурами, находились скамьи попроще — для непатриархов, допущенных на заседания Курии. На кафедре, расположенной у подножия тронного постамента, стоял патриарх Макова из Кумби в Арсиуме и монотонно читал какую-то напыщенную речь, полную невразумительных духовных наставлений. Макова, худой, с рябым лицом человек, оборвал речь и раздраженно уставился на входящих в Совещательную палату патриархов Демоса и Укеры, сопровождаемых немалым количеством Рыцарей Храма и всеми четырьмя магистрами Воинствующих орденов.

— Что все это значит? — оскорбленно воскликнул он.

— Ничего необычного, Макова, — добродушно отозвался Эмбан. — Просто мы с Долмантом пригласили нескольких наших братьев-патриархов присоединиться к нам на наших заседаниях.

— Я не вижу никаких патриархов! — в еще более повышенном тоне заявил Маков.

— О, Макова, не будь таким утомительным. Всему миру известно, что магистры Воинствующих орденов имеют тот же духовный сан, что и мы, а значит, являются членами Курии.

Кумбийский патриарх бросил взгляд на нескладного и изможденного вида монаха, сидящего за заваленным огромными пыльными фолиантами и древними свитками столом неподалеку от кафедры.

— Может ли собрание выслушать мнение по этому поводу нашего высокоученого брата-законоведа?

На лицах некоторых членов собрания отразился ужас — по всей видимости, они уже знали, каков будет ответ.

Брат-законовед порылся среди бумаг на столе, раскрыл несколько фолиантов, осторожно и не спеша развернул несколько свитков, поднялся, прокашлялся и заговорил хрипловатым ломким голосом:

— Ваша светлость! Уважаемое собрание! Патриарх Укерский абсолютно верно передал букву закона. Магистры Воинствующих орденов действительно являются членами Курии и могут принимать участие во всех ее заседаниях. Два последних столетия магистры не пользовались этим своим правом, но, тем не менее, закон остается неизменен, и оно, несомненно, за ними сохранилось.

— Статья закона, так долго остававшаяся в забвении, может считаться недействительной, — фыркнул Макова.

— Боюсь, что здесь вы не правы, ваша светлость, — возразил монах. — Нам известны подобные прецеденты. Общеизвестна история, едва не приведшая к расколу церкви, когда патриархи Арсиума в течении восьмисот лет не принимали участия в собраниях Курии из-за спора о подобающем облачении священнослужителя и…

— Хорошо, хорошо, достаточно, — сердито перебил его Макова. — Но у этих-то вооруженных до зубов убийц уж точно нет никакого права присутствовать здесь. — Он взглядом указал на рыцарей.

— И снова вынужден я указать тебе на ошибку, брат Макова, — напыщенно произнес Эмбан. — Рыцари Храма принадлежат к религиозным орденам, а значит являются служителями церкви и могут присутствовать здесь в качестве наблюдателей без права голоса, тем более, что они приглашены сюда патриархами, — он обернулся и провозгласил: — Сэры рыцари! Позвольте пригласить вас присутствовать на заседании Курии в качестве зрителей.

Макова быстро взглянул на ученого монаха и тот утвердительно кивнул.

— Отчего ты так кипятишься, брат Макова? — елейно произнес Эмбан, злорадно блеснув глазами. — Неужели оттого, что доблестные защитники святой церкви имеют такое же право находится здесь, как и эта змея Энниас, что сидит сейчас в северной галерее, в ужасе кусая губы?

— Ты заходишь слишком далеко, Эмбан!

— Мне так не кажется, брат Макова. Не провести ли нам какое-нибудь голосование, чтобы узнать, сколько голосов ты теперь потерял? — Эмбан обвел палату взглядом. — Но мы, кажется, прервали заседание… Дорогие братья патриархи и уважаемые гости, прошу вас занять места, чтобы Курия могла продолжить переливать из пустого в порожнее.

— Из пустого в порожнее? — гневно выдохнул Макова.

— Именно так, друг мой. Пока жив Кливонис, все наши решения не стоят и ломаного гроша.

— А этот круглый человечек может быть весьма ядовитым, — прошептал Тиниен Улэфу.

— Однако он мне по нраву, — ухмыльнулся в ответ генидианец.

Спархок заранее точно знал, куда ему идти.

— Ты, — прошептал он Телэну, незаметно пролезшему в зал, спрятавшись среди рыцарей, — ступай со мной.

— А куда?

— Мы с тобой отправимся позлить старого приятеля, — усмехнулся Спархок. Он повел мальчика на самую верхнюю галерею, где за узким столом для чтения и письма сидел еще более исхудавший первосвященник Симмурский, окруженный толпой одетых в черное приспешников. Спархок и Телэн заняли места на скамье позади Энниаса. Тем временем Долмант и Эмбан сопроводили на свободные места на скамьях для патриархов закованных в тяжелую броню магистров.

Спархок знал, что Энниас порой может сболтнуть лишнее, будучи чем-либо раздражен или удивлен, и надеялся, что как следует разозлив его, сможет выведать что-нибудь по поводу несостоявшегося всеобщего отравления в доме Долманта сегодня утром.

— Возможно ли это? Первосвященник Симмурский! — притворно удивился он. — Что вы делаете так далеко от дома, Энниас?

Энниас обернулся.

— Что ты опять замышляешь, Спархок? — прошипел он.

— Ничего, просто удивляюсь, без всякой задней мысли, — простодушно улыбнулся рыцарь, снял перевязь и прислонил меч против спинки сиденья Энниаса. — Вы не возражаете? Все-таки очень неудобно сидеть так, когда ты весь увешан орудиями ратного труда, — проговорил он, садясь. — Как поживаете, первосвященник? Я не видел вас несколько месяцев. Вы исхудали и побледнели. Ай-ай-ай, следовало бы больше бывать на свежем воздухе.

— Замолчи, Спархок! Я слушаю оратора.

— О, конечно. Мы еще успеем с вами наговориться, рассказать друг другу, что мы успели сделать за это время, — в реакции Энниаса не было ничего необычного, и Спархок начал сомневаться в виновности этого человека.

— Итак, братья мои, — заговорил тем временем Долмант, — за последнее время случилось немало событий, о которых должно стать известно Курии. Хотя наша основная задача пребывает неизменной до конца времен и исполнения сроков, однако мы все же должны знать, что происходит в мире.

Макова бросил вопрошающий взгляд на Энниаса. Первосвященник взял перо и принялся что-то писать. Спархок осторожно заглянул через плечо Энниаса. «Пусть говорит» было написано на клочке бумаги.

— Это, наверно, очень утомляет вас, Энниас, — проговорил Спархок преувеличенно любезным тоном. — Было бы гораздо удобнее, когда бы вы сами могли говорить.

— Я же сказал тебе — заткнись, Спархок! — проскрежетал зубами Энниас, передавая записку молодому монаху, чтобы тот отнес ее Макове.

— Ах, как же вы раздражительны сегодня утром, друг мой, — сочувственно протянул Спархок. — Плохо спали?

Энниас обернулся, поедая взбешенным взглядом своего мучителя. Вдруг первосвященник заметил мальчика.

— А это еще кто?

— Мой паж, — ответил Спархок. — Это ведь необходимо — иметь пажа, тем более, что мой оруженосец отсутствует, по делам.

Внизу, на кафедре, Макова взглянул на записку.

— Мы всегда рады выслушать патриарха Демосского, — надменно провозгласил он. — И, прошу вас, будьте кратки, ваша светлость. У нас на сегодня есть еще важные дела, которые мы должны обсудить, — Макова спустился с кафедры.

— Конечно, Макова, — сказал Долмант, занимая освободившееся место. — Итак, кратко, — начал он. — В результате полного выздоровления королевы Эланы ситуация в Элении радикально изменилась. И…

Крики удивления, ропот и сконфуженное бормотание наполнили огромный зал. Спархок с удовлетворением наблюдал, как подскочил на скамье Энниас и по его лицу растеклась смертельная бледность.